Нигилизм, воспитаний при советской власти, неуважение к усопшим, отсутствие милосердия и сострадания, дали свои горькие плоды. Однако за последние 20 лет в сознании людей произошли перемены, изменилось отношение к религии, вернулось понятие греха. Меньше стало актов вандализма.
По следам еврейских кладбищ Беларуси
Главы из будущей книги
Червень. Еврейское кладбище: прошлое и настоящее
Леонид Смиловицкий
Продолжение. Начало
Мое знакомство с Червенем (до 1923 г. Игумен) началось больше двадцати лет назад, когда во время своей первой научной командировки из Израиля в Минск я обнаружил в Национальном архиве Республики Беларусь удивительный документ. Это была докладная записка вожака комсомольцев Минской области Полякова (секретаря ОК ЛКСМБ) — вожаку коммунистов Минской области Козлову (секретарю ОК КПБ) о несанкционированной попытке увековечить память жертв Холокоста в Червене в 1946 г. Вожаки усмотрели в этом проявление еврейского национализма и клерикализма (деньги хранились у сына раввина). Инициатором «заговора» был назван один из создателей легендарного танка Т-34 Владимир Исаакович Фундатор, родители которого были расстреляны в гетто.
Интерес подогревало то, что спустя годы Василий Иванович Козлов и Иван Евтеевич Поляков сделали видную карьеру. Пройдя все ступени комсомольской, партийной и советской иерархической лестницы, они достигли её вершины, и долгое время возглавляли Президиум Верховного Совета Белорусской ССР. Их именами и сегодня названы предприятия, улицы, другие общественные места республики. Рассказ о памятнике в урочище Замятовка на окраине Червеня и судьбе его инициаторов стал главой моей первой книги «Евреи Беларуси. Из нашей общей истории, 1905-1953 гг.» (Минск 1999 г.). В 2004 г. меня разыскала старший научный сотрудник краеведческого музея в Червене Ирина Ивановна Вабищевич, неутомимый исследователь еврейского прошлого ее родного города. Ирина Ивановна на собственном примере доказала, что и «один в поле воин». С тех пор я внимательно следил за всем, что имело отношение к еврейской истории этого города Беларуси.
В августе 2017 г. я приехал в Червень. С Ириной мы встретились, как старые знакомые. И не только потому, что в течение больше десяти лет мы общались, как коллеги и единомышленники. Меня всегда подкупает, когда люди понимают, как много евреи сделали для Беларуси. Сколько республика потеряла, когда евреев не осталось, сначала в результате геноцида, а потом после отъезда в Израиль.
Краеведческий музей в Червене уже третий год закрыт на реконструкцию. Поэтому пройти по его залам и познакомиться с экспозицией не вышло. Ирина ведет меня по городу, подробно рассказывая, как жили евреи, чем они занимались, какую память о себе оставили. Еврейской темой родного города Вабищевич «заболела» всерьез. Она бережно относиться к каждой крупинке знания о бывших соседях, создававших доброе имя Червеню до и после 1917 г. Ирина нашла и поддерживает связь с выходцами из этого белорусского города, которые проживают сегодня по обе стороны океана.
Деревянных домиков становится все меньше, старая застройка исчезает на глазах. Вместо домиков, которые дают представление об облике прежнего Червеня (тогда Игумена), хранят исторического прошлое, были свидетелями бурных событий, потрясавших город и его жителей на протяжении последних нескольких веков, приходят дома, реставрированные с помощью современных строительных материалов. Дерево и кирпич заменяют пластик, бетон и металл. Так, например, новые хозяева “обновили” дом Фундатора… И никого это не волнует, ни городского архитектора, ни городские власти, ни общественность, которую приучили молчать. Можно сказать даже больше, совсем недавно в центре города спилили почти все 50-летние деревья, а в июле 2017 г. на площади Свободы (бывшая Соборная или Базарная) снесли каменное здание постройки 1902 г., где долгие годы размещался городской ЗАГС — теперь там котлован за забором. Строят новый ЗАГС, но с историей распрощались. При мне в музей строители из этого раскопа принесли медные монеты двух российских императриц Елизаветы Петровны (1709-1761 гг.) и Екатерины Второй (1729-1796 гг.), которые пролежали в земле столько лет. Это то, что в археологии называется «культурный слой». Никакой археологической экспертизы перед сносом никто не делал.
Откуда это стремление обезличить, сделать «как у всех»? От незнания истории, безразличия или рвения не по разуму? К сожалению, подобную картину я наблюдал в Речице, Быхове, Кричиве, Лоеве, Старых Дорогах, Смиловичах и других городах Беларуси. Еще полвека и от старого Червеня ничего не останется, а дети будут изучать белорусско-еврейское прошлое родного края по картинкам и фотографиям, которые сохранятся в музее или архиве. Если сохранятся…
После урочища Замятовка, где находится памятник жертвам Холокоста (установлен в 1968 г. обновлен в 2012 г.), я прошу отвести меня на еврейское кладбище. Оно расположено в черте города между улицей Минской и одноименным переулком. Однако отдел городского жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ) отказывается взять его под свою опеку на том основании, что захоронения там не проводятся. Принять это трудно, потому что последнее погребение на еврейском кладбище в Червене совершено в 2014 г., хотя историческая часть кладбища мало кем посещается и не досматривается. Трава и кустарник покрывают надмогильные плиты, и это зрелище удручает.
Записываю рассказ Ирины на диктофон. Во время войны немцы на территории еврейского кладбища наряду с евреями расстреливали и неевреев. Главным образом, партийных и советских работников, партизан, подпольщиков и членов их семей, которых брали в заложники. По сути дела, тут огромная братская могила, в которой покоится не менее 1750 чел. Монумент из гранита, поставленный в 2012 г. на деньги фонда Саймона Марка Лазаруса из Великобритании, свидетельствует об этом на четырёх языках — белорусском, русском, английском и иврите.
Каталогизацию еврейского кладбища в Червене не проводили. Правда, несколько лет назад здесь побывали члены международной еврейской студенческой организации «Гилель». Они чистили надмогильные плиты (мацевы) ото мха, рубили кустарник, косили траву, выносили мусор. Потом этому примеру последовала по призыву своих педагогов учащаяся молодежь. Однако повседневного ухода не наладили. Время от времени посильный вклад вносят родственники, которые живут в городе. С кладбищем граничат два хозяйственных предприятия. С одной стороны — это деревообрабатывающий комбинат (ДОК), на котором изготавливают мебель, пиломатериалы, доску. С другой — Горгаз, (Червенский цех природного и сжиженного газа РУП Минскоблгаз). С третьей и четвертой стороны — многоквартирный дом и одноэтажная индивидуальная жилая застройка. Все это появилось после войны, когда город подошел к кладбищу вплотную. Раньше это была окраина, именно поэтому во время оккупации сюда водили на расстрел.
Если расчистить территорию кладбища, убрать дёрн, поднять упавшие мацевы, пригласить специалиста по эпиграфике, то можно выяснить многое. Собственно, так и должно быть. Пустое пространство на кладбище не должно смущать. Мацевот гораздо больше, чем способен заметить глаз. Часто мы ходим, не подозревая, на что наступаем. Природа камня, использовавшегося в Червене для мацев, это не песчаник, на котором легко наносить надпись, а булыжник (относительно небольшие валуны округлой формы), грубо обработанный. Его использовали для кладки фундамента жилых зданий высотой до двух этажей, укрепления откосов дорог и т. д. Мацевы из такого материала в силу трудности их написания содержат лаконичные эпитафии. Высекали самое необходимое: фамилию и имя, годы жизни, кто кому и кем приходился и короткое посвящение. До наших дней еще сохранились целые ряды захоронений — это семейные усыпальницы.
Вот могилы неевреев, расстрелянных оккупантами. Читаю имена на памятнике — Иваненко и Расказенко, которые погибли в августе 1942 г. Такие памятники ставили в 1950-1960 годах на смену деревянным пирамидкам, которые скоро разрушились под воздействием солнца, дождя и ветра. Это была попытка символически обозначить могилы расстрелянных близких, хоть как-то успокоить боль в душе. Но с годами смотреть за могилами становится некому, и захоронения приходят в упадок. Честно говоря, это удивляет, ведь ветшают нееврейские могилы. Евреи разъехались по миру после 1989 г., а белорусы остались. Раз или два в году на еврейское кладбище приводят молодых людей из БРСМ (Белорусского республиканского Союза молодёжи), которые выкашивают траву, убирают мусор… Но делать это нужно постоянно, делать не реже одного раза в месяц.
Увиденное представляет резкий контраст с тем, что происходит, например, в Кричеве, где на еврейском кладбище идёт неприкрытая ползучая экспансия христианских захоронений за счёт еврейских могил. В Червене вместе с евреями похоронены те, кто был с ними расстрелян. В 2009 и 2016 гг. над Червенем пронёсся ураган, который причинил большой ущерб. Падали деревья в лесу, в городе пострадали отдельные здания, были повалены телеграфные столбы, нарушена подача электричества. Это коснулось и двух христианских кладбищ. Однако на еврейском не упало ни одного дерева… Как к этому относиться? Вокруг кладбища с двух сторон сохранились ров и искусственная насыпь, которые огибали его по периметру. Это была мера для предотвращения затопления или отвода дождевой воды, возможно, преграда от доступа домашних животных.
Ирина подводит меня к могиле Израиля Мордуховича Янкелева и Вульфа Менделевича Жуховицкого 1927 г. Чувствуется веяние времени — надпись на могильном камне дублируется по-русски. По свидетельству Цодика Рытова, в чайной у Жуховицкого всегда можно было выпить лимонад. Синай Ицкович Буслович — бывший директор строительного училища. Хаим Залманович Туник — первый председатель довоенного еврейского колхоза в д. Лучное, в которой еврейское население проживало компактно. Его сын Зяма похоронен рядом, а вся остальная семья живёт в США — жена, дочери, сын, внуки и правнуки. Они оставили Червень в 1990-е годы, но приезжают навестить его прах.
Левая часть кладбища занята послевоенными захоронениями. Здесь покоятся евреи-фронтовики, и те, которые вернулись в Червень из эвакуации и прожили свой век в родном городе. Они многое сделали для того, чтобы восстановить разрушенное, наладить мирную жизнь. Были законопослушными гражданами, несмотря на то, что советская власть отняла у них национальную жизнь, неодобрительно относилась к любым попыткам учить детей идиш, молиться в миньянах, иметь синагогу, отмечать традиционные праздники.
Большая семья была у Екельчиков — Борис, Ефим, Михаил, Владимир. Все прошли фронт, имели награды. Софья Ефимовна Покачкова (Екельчик) постоянно приходит на кладбище, убирает не только свои могилы, но и все по соседству.
Могилы учителей более досмотрены, чем людей других профессий и это понятно — много благодарных учеников. Ирина показывает место упокоения своей первой учительницы — Софьи Сергеевны Черновой. В классе Ирины училось 46 чел., которых Софья Сергеевна научила читать, писать и считать. Тут же лежит и её муж Владимир Яковлевич, учитель физкультуры, а потом заведующий школьным хозяйством. Они познакомились на фронте. Владимир — русский, Соня — еврейка. Бывшие ученики Черновой приходят на кладбище в конце августа или начале сентября. Убирают, приносят цветы, как когда-то на линейку 1 сентября к открытию учебного года. Разговаривают с Софьей Сергеевной, что-то рассказывают, потому что учительница всегда готова была их выслушать.
Евреи-фронтовики часто женились на девушках-белорусках, потому что еврейских не было. Они были убиты немцами. Не осталось подруг, одноклассниц, бывших жён. Некоторые привезли жен с фронта, поэтому было много смешанных браков. Например, Иосиф Израилевич и Елизавета Ивановна Гуревич. Иосиф работал в системе связи, восстанавливал после войны телефонное сообщение. Лиза занималась с детьми-сиротами, а потом с детьми-инвалидами в доме для детей-инвалидов. Любовь Иосифа и Елизаветы была поразительной. Они всегда держались вместе, их все уважали. Когда Иосиф ослеп, то Елизавета водила его по родному городу. Она говорила, помнишь, тут была непролазная грязь, а теперь положили тротуар. Здесь — новый забор, а там — новый дом. И эти прогулки были у них обязательными. И. Вабищевич записала воспоминания Гуревич о Червене, и Елизавета Ивановна подчеркивала, что счастлива, что прожила жизнь с еврейским мужем.
Гуревичи жили в доме с окнами на кладбище, а когда состарились, задумались, где быть похороненными? Иосиф был иудеем, а Елизавета — православной. Пришли к решению, что покоиться они должны там, где жили, т. е. на еврейском кладбище. Иосиф умер в 2004 г. и шесть лет Елизавета приходила туда каждый день. Поздороваться, рассказать, как прошёл день… Гуревичи прожили долгую жизнь, родили трёх детей, имели не менее десяти правнуков. Последняя правнучка родилась после кончины Елизаветы Ивановны и её назвали Лизой. Елизавета Ивановна завещала похоронить себя рядом с мужем. Поэтому, как это ни странно, но на еврейском кладбище за одной оградкой две могилы — одна с шестиконечной звездой, а другая — с крестом.
Мы встречаем могилу, которая по-своему уникальна. Сохранилась ограда, но не мацева, куда она исчезла, можно только догадываться (разрушена, похищена, распалась от времени). В пределах могильной ограды теперь стоят два больших клена, которые будто специально кто-то забрал добротной металлической оградой. На самом деле, два тоненьких прутика взошли из семян, случайно занесённых ветром, с годами превратились во взрослые деревья, а под ними захоронен прах какого-то червенского еврея. В пользу этого предположения говорят две оставшиеся стоять рядом однотипные ограды. В одной сохранилась мацева, которая ещё стоит. На ней дата — 1954 год. Но изготовили памятник не из гранита, а из кирпича. Вот почему его через полвека не стало.
Борис Давидович Голуб умер в 1972 г. Его дочь Дора приехала из США, чтобы увековечить на том же памятнике имена первой жены Бориса — Гинды и его трехлетней дочери Лины, расстрелянных в урочище Замятовка в 1942 г. Фима Маркман погиб молодым в результате несчастного случая, а все его родные сегодня живут в Израиле. Старший брат Борис был первым Червенским евреем, который репатриировался в Израиль.
Наталья Исааковна Шофман — последнее захоронение на еврейском кладбище Червеня (2014 г.). Её хоронил брат, Леонид Исаакович, единственный доктор наук, который проживает сейчас в Червене. Парикмахерами и брадобреями в Червене всегда были Соловейчики, мастерство своё они десятилетиями передавали от отца к сыну. Потом, когда их не стало, людей этой профессии ещё долго называло «соловейчиками».
Сохранились ров и насыпь с северной и западной стороны, которые окаймляют кладбище. Это позволяет с точностью определить его границы. Что касается восточной и южной сторон, то ни рва, ни насыпи не осталось. Значит, часть кладбища была отторгнута соседями на хозяйственные цели. Незаконно, конечно, поскольку никто разрешения на это не давал. Сегодня над памятником жертвам Холокоста на еврейском кладбище шефствуют студенты Червенского строительного лицея. Вокруг него выкашивают траву, убирают мусор. Но на остальную территорию кладбища это не распространяется. Ворота отсутствуют, нет никакой надписи, что это такое. Нет национальной символики. Правда, сама его территория огорожена бетонным забором, но установлен он весьма своеобразно. Через кладбище местные жители протоптали в разные стороны удобные для себя дорожки. Бетонный забор доведен до места, где дорожки пересекают кладбище. Другими словами, сделано так, чтобы не мешать людям ходить. Подобного я нигде не видел. До начала 1980-х годов у кладбища был городской автовокзал со всеми вытекающими последствиями. Он стоял напротив, а чайная при вокзале вплотную примыкала к кладбищу. Там распивали спиртные напитки, можно было разлечься на травке между мацев, выбросить мусор, отправить естественные надобности — никто этому не препятствовал. То же самое происходило и на христианском кладбище Червене.
Нигилизм, воспитанный при советской власти, неуважение к усопшим, отсутствие таких понятий, как милосердие и сострадание, дали свои горькие плоды. Однако за последние 20 лет в сознании людей произошли перемены, изменилось отношение к религии, вернулось понятие греха. Меньше стало актов вандализма. С большим опозданием, но приходит понимание того, что непозволительно тревожить память мертвых.
Добрый день, мой друг, позвольте Вас так называть….
Вам пишет сын уроженца Смиловичей, ныне минчанин, зовут меня Геннадий.
По крови наполовину татарин…
Прошу Вас дать оценку роли татар в отношении с еврееями, их роли во второй мировой,
Я про татар в Беларуси, разумеется.
Не стесняйтесь в оценках, даже если негатив
Это важно услышать для меня и моих близких
21 век на дворе.
Спасибо
Л.С. — “Нигилизм, воспитаний при советской власти, неуважение к усопшим, отсутствие таких понятий, как милосердие и сострадание, дали свои горькие плоды. Однако за последние 20 лет в сознании людей произошли перемены… С большим опозданием, но приходит понимание того, что непозволительно тревожить память мертвых…”
:::::::::::::::::::::::::::::::::
Хотелось бы быть оптимистом и поверить, что “приходит понимание, что они любить умеют (по крайней мере :)) мёртвых. Однако, не получается.
Прочитаешь комментарии в Мастерской, Гостевой, “Старине” и разуверишься:
“…А Бродский вошёл в увы длинный список ренегатов, от своего еврейства сбежавших…” Многие работы и комментарии имеют одну цель — ошарАшить публику, опорочить покойных гениев, опорочить город, страну…
В убогих доказательствах — цитатах, сайтах, фильмах и пр. желающие могут найти всё, что пожелают, чтобы опорочить кого угодно. Любого Нобелевского лауреата, работы которого останутся навсегда в сокровищнице Литературы нашего сумбурного и яростного мира.
P.S. Хочется, чтобы читатели Портала вели себя, как персонажи в описываемом
Л.С. очерке. Но возникают сомнения: может и правда — «Главная фигура в образовании сегодня — православный военрук», как написал Евгений Ямбург.
От многочисленного, разноликого, блестящего на таланты, уникального еврейства западных окраин СССР (Украина, Белоруссия, Прибалтика) оxsстались заросшие травой расстрельные рвы, да по большей части неухоженные кладбища. Государственной политикой СССР была политика забвения по отношению к еврейскому народу и его могилам. Даже за увековечение памяти Бабьего Яра пришлось бороться всем миром. Леонид Смиловицкий ведет подвижническую деятельность по воскрешению памяти еврейству Белоруссии. Это наш народный герой. Михаил К.
Уважаемый автор! Нет ли у вас главы, касающейся истории упомянутых в тексте Старых Дорог. Именно оттуда в июне 1941 г. бежал мой тесть. Было бы интересно прочитать и мне, и самому тестю.