Исаак Лапидес: Физ-Тех

Вспоминая свои молодые годы, трудный и болезненный путь избавления от инфантильности, преодоление неопытности и просветление «розовых очков», я сделал «психологическое открытие»: подъём к взрослению происходит ступенчато. Рывки в мироощущении фиксируются сознанием сразу после случившегося, но быстро забываются.

Физ-Тех

Из воспоминаний

Исаак Лапидес

Исаак ЛапидесНа пути в Физ-Тех и обратно

В 1955 или 56 году известный советский ВУЗ — знаменитый МФТИ на станции Долгопрудной под Москвой, приглашал поступить на второй-третий курсы студентов из других советских ВУЗов близкого профиля. Для зачисления требовалась рекомендация своего деканата или кафедры и прохождение собеседования. Естественно, ничего этого мы, студенты, не знали, ибо информация поступала не в открытую печать, а в ректорат. Наша «классная дама», мудрая и всё понимающая Клара Александровна Йойлева вызвала нас двоих — Сашу Д. (с не вызывающими сомнения фамилией и внешностью) и меня, и предложила попытать счастья, ибо отчётливо представляла себе, чтó физ-мат Карело-Финского Госуниверситета может нам дать в смысле приобщения к науке. Правда, предупредила, что могут возникнуть сложности. Нас снабдили соответствующими факультетскими документами и напутствием — «Удачи!». Мы с Сашей решили по дороге с Севера домой на каникулы, или на обратном пути заехать в Подмосковье, но так как дома наши были в разных местах необъятной страны, то мы не согласовывали друг с другом сроки посещения Физ-Теха. Естественно, что мы имели весьма смутные представления об основном направлении занятий студентов, но о высоком уровне обучения в этом несколько необычном вузе Советского Союза наслышались достаточно.

Как позже выяснилось, я попал в приёмную на собеседование одним из первых, до основного потока желающих и, как оказалось, до Саши. Очень доброжелательный средних лет седоватый человек внимательно прочитал рекомендацию, просмотрел зачётку, спросил о месте рождения и родителях. Затем был короткий диалог:

— На какой факультет, Исаак, вы хотите?

— На физико-химический.

— Ой, как жалко, именно на него приёма уже нет. Может, пойдёте на радиофизику?

— Н-н-ет, спасибо. Может быть можно кандидатом или на следующий год?

— Увы, тоже невозможно, приём закончен полностью.

— Извините. До свидания.

— Всего хорошего, желаю Вам успехов в вашем, как его, Карело-Финском Университете.

Я уехал, наивно порадовавшись за Сашу, который как раз хотел на факультет радиофизики. Приехал я в Петрозаводск, а через день-два появляется мой однокурсник.

— Как успехи, Саша, можно поздравить тебя с переходом в Физ-Тех?

— Ты что? Я-то думал поздравить тебя, но, кажется, теперь всё понимаю. Э-эх!

— Выкладывай.

— Приехал я на Долгопрудную, отдал документы и просидел почти час в очереди желающих, потом меня позвали. Сидело несколько человек, листали мои бумаги, потом спросили о родителях и моей службе в армии. И главный вопрос:

— На какой факультет хотите, Александр?

— Я давно увлекаюсь электроникой, хотел бы продолжить на этом факультете.

— К сожалению, должны Вас огорчить — на этот факультет мест было мало и все уже заняты, было много желающих. Но не хотите ли на физико-химический, там тоже интересно, готовят хороших специалистов.

— Ну, я отказался, только был уверен, что ты уже зачислен.

— Ничего, не горюй, причины нам с тобой понятны, будем кончать университет здесь.

Я далеко не уверен, что не было у нас горьких сожалений — всё-таки московский ВУЗ, рядом столица со всеми её заманчивостями, да и климат для нас — южан, более комфортный. Но жизнь показала, что решить — проигрыш нам выпал или же, наоборот, уберегла нас судьба — было невозможно, как тогда, так и теперь, когда мы оба уже много лет за тысячи километров от распавшегося Союза, в другой стране, прожив сложно, но достаточно интересно, свой положенный отрезок времени до пенсии…

Но вот что меня не скажу — мучает, но точно — интересует. Дело в том, что по роду своей академической деятельности я десятилетиями был участником разных региональных и Всесоюзных совещаний и конференций. Часто также посещал и неделю-другую работал в лабораториях различных университетов или открытых (или полузакрытых) прикладных институтов. Везде мне встречались выпускники МВТУ им. Баумана, прекрасного Института Стали и Сплавов, знаменитой Менделеевки, университетов — МГУ, ЛГУ, Казанского университета, но не припомню встреч с выпускниками моего поколения (подчеркну это!) из физико-химического или радиофизического факультетов Московского Физико-технического института. Конечно, в печати и рассказах мелькали имена заслуженных и отмеченных преподавателей этого ВУЗа и отдельных ярких выпускников, но у меня встреч с ними не было. Я не знаю причин этого явления, может быть мне просто не везло, может быть случайные причины не сводили меня с ними, но сам факт наводит на мысли, что большинство из них, сразу после окончания ВУЗа, попадали во вполне определённые области приложения своих знаний. Могу лишь предполагать, что в то время такими полями деятельности были закрытые бурно развивающиеся предприятия — от ракет и космоса, строящихся реакторов и атомных электростанций до военных заводов и «ящиков» разного направления. Уже в новом тысячелетии я прочитал очень интересные воспоминания Н.В. Карлова, бывшего ректором МФТИ в значительно более позднее и тоже очень непростое время — 1987-97 гг., о «тех (!) годах МФТИ», особенно впечатляющими были страницы об этапах становления института. Здесь и промелькнули слова об отношении к евреям: «Прежде всего, в самом безотлагательном порядке, надо было способствовать сколько-нибудь разумному решению судьбы тех примерно 10% студентов ФТФ, которые на свое несчастье оказались евреями.» И это отношение вряд ли было изменено. Насчёт «несчастья» можно и поспорить, но это не тема данной заметки. В любом случае, наше с Сашей «незачисление» в Физ-Тех трудно назвать фатальной неудачей жизни, что ещё раз подтверждает известную истину — оценить события можно только по прошествии времени, правда, иногда для этого нужна вся жизнь… Кстати, об оценке событий более широкого масштаба. Где-то я прочитал (и имею слабость часто это цитировать), что дотошные журналисты в середине ХХ века спросили Ден Сяопина — «Как вы оцениваете Великую Французскую революцию»? — На что мудрый старец ответил — «Прошло ещё слишком мало времени для правильной оценки». Конечно, умудрённый жизнью китаец не читал «Мастера и Маргариту», в этом я уверен — поэтому он не повторял Воланда, а изложил своё видение временны́х закономерностей…

Момент Истины

Вспоминая свои молодые годы, трудный и болезненный путь избавления от инфантильности, преодоление неопытности и просветление «розовых очков», я сделал «психологическое открытие»: подъём к взрослению происходит ступенчато. Эти рывки в мироощущении чётко фиксируются сознанием сразу после случившегося, но быстро забываются, за исключением тех случаев, которые связаны с необычными обстоятельствами. Вот об одном таком событии в моей жизни и пойдёт речь.

Мне нужно вернуться на много лет назад, в год начала Космической Эры, год запуска Первого искусственного спутника Земли. Для меня, студента физ-фака Карело-Финского Госуниверситета, зачитывавшегося научной фантастикой, читавшего Перельмана, Циолковского и Штернфельда, слышавшего о ГИРДе, Цандере, Кондратюке (других имён мы, в большинстве своём, и не знали), день 4 октября 1957 года был воплощением мечтаний. Мало кто ожидал, что освоение Космоса начнётся при его жизни! А уж тем более, пусть с небольшим, но нашим собственным активным участием! Как теперь хорошо известно, запуск Первого спутника и нескольких следующих за ним не был подготовлен в плане предварительного создания соответствующей инфраструктуры — систем измерения траекторий, радио — и оптических наблюдений, но, как справедливо сказал много позднее один Нобелевский лауреат — «Главное — нàчать!» И вот, сразу после эпохального Первого Запуска, срочно было организовано «народное» наблюдение и пространственно-временная фиксация быстро движущейся звёздочки на ночном небе, сформирована была и группа наблюдателей-студентов в нашем университете, возглавляемая преподавателем Лешаковым. Это был определённо романтический период — мы, первые добровольцы, лежали ночью на крыше университета и засекали время прохождения спутника вблизи какой-либо определённой звезды. Эти данные передавались в неизвестный обычным людям Центр для обработки и вычисления траектории спутника, что затем преобразовывалось в примерное время и небесные координаты прохождения звёздочки в ночном небе для каждого города СССР. Громогласно обещанных грамот или каких-то памятных значков никто из наблюдателей, естественно, не получил, но осталось чувство сопричастности к Настоящему Делу. Я вспомнил эти незабываемые события потому, что уже 6 октября, через два дня после ошеломительного сообщения ТАСС, начал читать популярные лекции об освоении Космоса в различных производственных коллективах сначала Петрозаводска, а затем и Карелии. В первое время я действовал через Отдел пропаганды Карельского обкома ВЛКСМ, к сожалению, я запамятовал имя прекрасного организатора — заведующего этим отделом, кажется, его звали Саша. Очень быстро я сообразил, что такая деятельность, хотя и не давала «навара» (после денежной реформы 1961 года лектор Общества «Знание» без научной степени получал 5 рублей за лекцию, плюс командировочные, но это было через несколько лет, а оплата в комсомоле была, как мне вспоминается, ещё меньше), но позволяла за государственный счёт «посмотреть мир», в моём случае — Карелию. И я этим широко пользовался, побывав на каникулах, выезжая на выходные, или во время поездок студентов «на картошку» в самых экзотичных местах «Края непуганых птиц», который становился таковым уже в другом, не Пришвинском, смысле из-за тотальной вырубки лесов. Несколько лет такого подвижничества, а я стремился, по своим мотивам, в самые глухие деревни и лесопункты, зачастую затрачивая на дорогу в один пункт день-два, используя все средства передвижения (один раз пришлось даже проехать в топке узкоколеечного паровозика, который везли на слом!), — и я, вместе с будущим известным историком-археологом Юрой Савватеевым, выдвинулся в лекторы-ударники. Нас отметили публикацией в местной комсомольской газете, небольшими деньгами, но главное было впереди. Как-то Саша вызвал нас и сообщил: «К нам едет — нет, не Ревизор, но тоже не просто кто-то, — а инструктор ЦК ВЛКСМ!» В общем, Саша сообщил нам свой план — он выдвигает наши кандидатуры для утверждения в качестве внештатных инструкторов ЦК ВЛКСМ! Во власти именитого Гостя была возможность оказать нам такую высокую честь! И нам следует подготовиться к собеседованию.

Следует сказать, что я как-то не осознал величия приближающегося момента, возможность получения «красной книжицы», дающей и какие-то льготы и преимущества в жизненных ситуациях (одна возможность пользоваться «закрытой столовой» чего стоила бы в то голодноватое время!), но Юра, постоянно имеющий конфликтные дела с райкомами партии и другими местными властями из-за своих полевых научных исследований палеолита — раннемезолитических культур, моментально оценил новые перспективы. Ему эта красная обложка удостоверения с надписью «Инструктор ЦК», кроме всего прочего, давала возможность беспрепятственно проводить работы в зоне строительства каскада Выготских ГЭС, где ещё в 1926 году А.М. Линевским (по наводке местных жителей) были обнаружены наскальные изображения. Забегая вперёд, скажу, что исследования петроглифов Карелии, проведённые на высоком исследовательском уровне, вывели Ю. Савватеева в число известных учёных-археологов. Книги Юрия, его выступления привлекли широкое внимание к истории края, его корням. Эти книги, прекрасно иллюстрированные самим автором, до сих пор востребованы, одну из них — «Рисунки на скалах» — я долго хранил, перевозя через тысячи километров и государственные границы. Однако не могу с уверенностью сказать, какую роль в полевых успехах Ю.С. сыграло гипнотизирующее местные власти красное удостоверение…

Но вернёмся к тому давнему времени. Мои мысли полностью занимала физика, плюс художественная литература, особенно научная фантастика, значимость которой подтверждало начало Космической эры. Я шёл на встречу, абсолютно вверяя себя планам и решениям Саши, не вникая в возможные последующие весьма серьёзные изменению в собственной жизни. Всё происходящее было как бы не со мной, а с виртуальным героем на некоем абстрактном экране. Пожалуй, только те, кто побывал в таком засасывающем парализующем болоте, могут меня понять. И всё-таки странно (это я говорю сейчас с высоты немалого жизненного опыта), ведь я уже многое к тому времени видел, прослушал страшный по своим фактам доклад на ХХ съезде КПСС, посещал нищие карельские деревушки, на своём бытие оценил жалкое сельское хозяйство, пережил вместе с одесским еврейством «Дело врачей», как-то случайно присутствовал при застолье спецкоров центральных газет, пишущих яркие восхваляющие власть статьи, а в разговоре поливавших *** эту самую неплохо кормящую их систему. Т. е. ситуация «власть и народ», высокие (без иронии) идеи и их реализаторы мне были видны и оценены, но не хватало чего-то, что бы связало виденное и осмысленное в единую картину, высвечивающую и обосновывающую окончательный вывод, он же приговор.

Итак, я шёл с туманной головой. Юра же, наоборот, был в приподнятом настроении, только заикаться стал несколько больше обычного. Саша в коридоре нас благословил, и мы оба зашли в кабинет. Довольно длинная комната, стол в углу по диагонали, за ним человек лет 30 в пиджаке с комсомольским значком особого начальственного формата, на столе немного бумаг, очевидно, наши персональные дела. На приветствие ОН не встал, руки не подал, но предложил сесть. Судьба была ко мне благосклонна — первым он назвал Савватеева:

— Ну, чем занимаешься, Юрий? Где учился? Какие общественные нагрузки имел в комсомоле?

— З-закончил наш у-университет, я археолог, б-был в-внештатным л-лектором. Р-работаю на б-берегу Белого моря, в Пу-пудожском районе. Да, в-вот, пе-петроглифами за-анимаюсь.

— А какое прикладное значение для народного хозяйства имеют твои раскопки? Ты пропагандируешь выступления Первого Секретаря и решения съездов нашей партии?

— Н-ну, я всегда увязываю древнюю историю с р-развитием Карелии, а сейчас хочу п-перейти к анализу неолитических стоянок, более молодых, чем палеолитические.

— Молодец! Копай ближе к современности!! Молодец!

Время остановилось, зазвенела тишина, осталась только висящая в воздухе реплика

Цековца — Археолог, Копай ближе к современности!! Копай ближе к современности!!

Но вот, где-то в небесах взревели медные трубы, ударили литавры, тысячи молний, сверкающих ежесекундно над планетой, послали свои заряды и громы на голову спящего наяву, общественно дозревающего молодого человека. Да, слова лечат, слова убивают, слова взрывают мозг — это потом я мог осознать нелепость и убожество услышанного, мою взлетевшую из подсознания реакцию, — а тогда просто спала пелена, всё стало на свои места, я очнулся, и хоть на самом краю обрыва, но пазл в моём мозгу оформился в единую картину, для меня наступил «момент истины».

— Ну, Исак, а ты чем занимаешься? Как себя проявил в комсомоле?

— Я физик, интересуюсь космонавтикой и хочу рассказывать о ней людям.

— А ты включаешь в свои лекции партийные решения?

— Обычно, так много материала по космосу, а люди хотят знать все детали о новых запусках спутников, задают много вопросов, поэтому времени, как правило, хватает только на космическую тематику. А для пропаганды Съездов ведь есть много других лекторов.

— Что-то не вижу я у тебя должного партийного подхода. Думаю, что ты, Исак, ещё не созрел для высокого звания инструктора ЦК комсомола. Подучись у старших товарищей.

— Я и сам так думаю, но космическая тематика мне более близка.

Всё! Растаяли без остатка чуждые мне кабинеты, приёмные Обкомов с журналами «Америка» на столах, самодовольные циничные люди, наполненные ощущением «делателей жизни». Гора спала с плеч — уберёгся! Я понимал, что своим поведением порчу карьеру Саше, но надо отдать ему должное, он меня не попрекнул ни единым словом, хотя из группы лекторов Обкома комсомола я ушёл, перейдя с той же, неожиданно для всех востребованной, тематикой в «Общество Знания». За Сашиной судьбой я не следил, а цековец сделал «хорошую карьеру» по партийной линии в тот долгий доперестроечный период, а затем он исчез из поля моего внимания, не исключаю, что его марксистская позиция в теме «археология и современность» вознесла его в России и в более поздние времена.

Вот так и не состоялся мой «блистательный» узел на жизненной траектории, я часто с содроганием думал — а что было бы, если бы ЦКовец первым вызвал меня, а не Юру, и … холодок пробегал по спине. Как легко мог вляпаться в ***, страшно даже подумать, но простенькая фраза «Копай ближе к современности» оказалась судьбой.

Один комментарий к “Исаак Лапидес: Физ-Тех

  1. Уважаемый Исаак, с огромным удовольствием прочитал эту вашу статью. Хотя нет, я неправильно начал-с огромным удивлением я увидел вашу фотографию на этом сайте и, после этого, прочитал ваше воспоминание о МФТИ и, сразу же, всё остальное написанное и опубликованное вами на этом сайте. Почему удивился? Вы были практически первым русскоязычным профессором, которого я встретил в Еврейском университете, когда начал там работать в 2005. Сразу скажу-всё прочитанное мне понравилось. Понравилось и то о чем вы пишите, и как вы пишите.
    P.S. Относительно физтеха- я тоже поступал на физико-химический в 1970, набрал полупроходной балл, был приглашен на собеседование в комитет комсомола и…не прошел. В этом отношении наш опыт отношений с МФТИ в чем-то схож. После “собеседования” был встречен вербовщиками из других вузов и стал без экзаменов студентом физико-технического факультета МГИ.

Обсуждение закрыто.