Феликс Аранович: Письмо в Россию бывшему сослуживцу в “ящике”

Мы всё-таки уехали, но, как и предсказал чикагский хирург, я бы этот год не прожил. Через несколько месяцев жизни во Флориде я стал чувствовать себя день ото дня слабее, стал задыхаться. Угроза жизни вдруг придвинула ко мне своё костлявое лицо…

Письмо в Россию бывшему сослуживцу в “ящике”

Феликс Аранович

 Феликс Аранович Привет, Вадим!

В последние два письма, которыми мы обменялись, впервые заползли слова «больница» и «госпиталь» … Может, и пора уже?..

В общем, я решил вернуться с подробностями к своему упоминанию о «любимом госпитале».

Решение это продиктовано тремя желаниями: 1. Просто издать радостный клич по поводу того, что я полностью вернулся.
2. Поделиться этой радостью с теми, кто может быть сегодня напуган угрозой со стороны сердца и, как я несколько лет тому назад, высчитывает сколько лет осталось по быстро прогрессирующему проценту сужения сердечного клапана, — успокоить их рассказом об открывшемся ныне пути легко перешагивать через эту угрозу жизни.
3. Поделиться историей одного из крупнейших медицинских прорывов 21 века с любителями покопаться в таких историях. Ну, а с инженерной братией поделиться ещё и гордостью за наш вклад в этот прорыв.

Итак, моё сердце чинили уже раньше — в этом же госпитале. Это было 10 лет тому назад, мне было тогда 78 лет, и это была тяжелая операция на открытом сердце по замене митрального (входного) клапана. Ломали грудную клетку и резали сердце. Тяжело и долго возвращался после нее.

На этот раз мне чинили аортальный (выходной) клапан, что труднее, чем митральный, но тем не менее операцию врачи уже называли не операцией, а «процедурой». Название у нее — «ТАВР», за которым стоит новый метод ремонта аортального клапана без разрезания тела. Практически без ножа, — значит без операции!

О плохом и ухудшающемся состоянии моего аортального клапана врачи говорили мне уже несколько лет, но пока, его состояние позволяло мне писать книгу и рисовать картины, я отгонял от себя перспективу прервать продуктивную жизнь и снова лечь в госпиталь. Прошлой осенью мой кардиолог стал особенно настойчив, говорил мне о революции, происшедшей в этой области со времени моей предыдущей варварской операции и посоветовал начать процесс немедленно со встречи с хирургом, проводящим в «родном» госпитале ТАВР.

Нам с женой очень хотелось переждать ещё одну чикагскую зиму во Флориде, меня там ждала небольшая незаконченная картина и мы неохотно шли на встречу с хирургом, решив заранее отложить госпиталь ещё на полгода. Хирург, уже хорошо знакомый с моим состоянием, ещё решительнее убеждал не откладывать, даже пригрозил, что будущий год я могу не прожить. Объяснял, что сама процедура ТАВР лёгкая, займет не более одного часа. Сказал, что это прорыв в медицине двадцать первого века, а, как инженеру, мне наверно интересно будет узнать, что родилась она из изобретения инженера-гидравлика, работавшего в … Боинге.

Мы всё-таки уехали, но, как и предсказал чикагский хирург, я бы этот год не прожил. Через несколько месяцев жизни во Флориде я стал чувствовать себя день ото дня слабее, стал задыхаться. Угроза жизни вдруг придвинула ко мне своё костлявое лицо, мы спешно улетели в Чикаго и меня поместили в госпиталь через экстренный вход.

В окружении врачей я успокоился и стал осматриваться.

Находиться в госпитали было всегда в какой-то мере интересно, я всегда расспрашивал врачей и рассматривал оборудование. Поэтому и сейчас мне был интересен совсем другой процесс подготовки «процедуры».

В ней предусмотрены были 3 предварительные процедуры, нужные для проверки состояния сосудов и клапанов сердца, точного измерения их.

Тот факт, что врачи занимались клапаном и измерением его проходимости, провоцировал меня расспрашивать их о подробностях, оправдывая моё любопытство тем, что я всю жизнь до 83-х лет занимался гидравлическими клапанами, разрабатывал их и как считать расход жидкости через них знаю. Они отвечали на мои вопросы, да многое я и сам видел: и поток крови, прорывающийся через мой клапан во время снятия эхограммы и обстановку операционной для ТАВРА: общий наркоз очень ненадолго погрузил меня в сладкую дремоту только уже после начала процедуры, а крошечный надрез в паху я просто не почувствовал.

Я лежал не привязанный, меня только просили не поднимать голову: надо мной висела огромная черная тарелка. Я был опутан проводами, они вели к многочисленным приборам, тарелка просвечивала меня, слева от кровати выстроилось 5 дисплеев, а справа стоял… не хирург, а два оператора в масках. На трёх дисплеях плясали кривые, а на двух я видел свои сосуды и какие-то проволочки, двигающиеся по ним. Потом не заметил, как закрыл глаза. А когда сразу, как мне показалось, открыл их, в операционной был уже выключен свет, открыты шторы и в солнечном свете я увидел моего хирурга, который, выйдя из своего командного пункта, стоял перед моей кроватью, приплясывая и размахивая над головой двумя поднятыми большими пальцами. Два оператора справа сматывали свои «проволочки».

Я вздохнул полной грудью и ощутил радость.

Мне кажется, что уже тогда, открыв глаза в операционной, я вспомнил об инженере, которого упомянул прошлой осенью хирург.

Сейчас, дома я решил серьёзно покопаться в истории ТАВР и узнал следующее.

Жил в Калифорнии в начале 1900-х потомок пионеров и сын труженика фермера, одарённый инженер Левел Эдвардс. Он разработал много новинок для промышленности и к 60-и годам имел 63 патента. Он смог достаточно разбогатеть, и, будучи с женой альтруистами, они щедро благотворительствовали. Последней его разработкой была особая конструкция центробежного насоса для кипящей воды. Он изготовил прототип и подарил его родному городу. Его патентом очень заинтересовался Боинг, который в 40-х годах пытался и не мог поднять потолок своего Б-47. Эдвардса пригласили на работу, и он решил проблему, создав центробежный авиационный насос, который очищал топливо от газовых пузырьков, выделявшихся на больших высотах. Все Боинги во время войны оснастились его насосами.

В 60 лет он вышел на пенсию и занялся любимым делом (Как и я! -только раньше. И наши жены тоже обе хотели, чтобы мужья начали отдыхать, играть в спортивные игры и путешествовать, но только я занялся литературой и живописью, а он …).

В юности он пережил страх из-за атаки ревматизма сердца и с тех пор думал о нём, — сначала о своём, а потом вообще — о человеческом сердце, решив ему помочь в качестве инженера, хорошо понимающего работу насоса.

Ещё не выйдя на пенсию, он начал заниматься разработками в лаборатории-цехе, который составил часть его нового дома в Калифорнии. Там он создал модель искусственного сердца и показал её в 1958 году доктору Альберту Старру, молодому хирургу-кардиологу из Орегонской мед. школы. Тот посоветовал ему сосредоточиться только на клапанах и пригласил Эдвардса работать совместно. Ещё недавно в Америке освоили операцию на открытом сердце и в августе 1960 года д-р Старр заменил умирающему человеку митральный клапан моделью искусственного клапана, конструкции Эдвардса, совместно доведенную ими испытанием на собаках и изготовленную руками Эдвардса в его домашней мастерской. Доклад об этом прорыве в медицине, опубликованный в 1961-м году стал одной из медицинских вех 20-го века.

Эдвардс понял, что разработку и изготовление клапанов нужно ставить на деловую основу. Так в Санта Анна, возникла Эдвардс Лаборатория, в которой в 1966-м был разработан и аортальный клапан Эдвардса-Старра.

Нелегко разобрать шаг за шагом дальнейший путь разработок в этой области: пути сразу размножились и перекинулись в Европу. Потом и сами врачи стали перемещаться и возникающие исследовательские центры стали менять руки и континенты. В 1980-х годах, или ещё раньше работы велись и во Франции. Там в этой области в это время начали работать доктора G. Alain Cribier и Henning Rud Andersen.

Др. Андерсен
Др. Андерсен

Долгое время работа шла только над клапанами, а их установка производилась операцией на открытом сердце (установка в аортальный клапан называлась SAVR).

Но очень большой части больных эта операция была недоступна по возрасту и общему состоянию здоровья. И тогда доктор Cribier задумал обойтись в операции только расширением прохода в клапане, без ножа, пройдя в сердце через артерию.

Он экспериментировал, используя уже существовавшую практику установки в сосуды постоянных расширяющих стентов. В данном случае идея состояла в том, чтобы использовать её только для того, чтобы разломать кальциевое наслоение внутри больного клапана. И в 1985-м году он впервые на человеке прошел через аорту в сердечный клапан катетером, произведя в нём расширение прохода раздутием эластичного баллончика. Эффект этого ремонта оказался только сиюминутным, поиск других путей продолжался и в 1992-м году доктор Andersen предложил соединить баллончик с имитацией самого клапана. Идея была принята, но пионеры остановились перед двумя препятствиями: 1. Не нашлось в мире компании, которая взялась бы финансировать разработку такой фантастической идеи. 2. Конструкция клапана для такого рода установки становилась какой-то особенно хитроумной, для её создания требовался инженерный талант.

Др. Грибиер
Др. Крибьер

Решено было создать свою компанию (PVT) с офисами в Нью Джерси и Израиле, в котором уже с 1953-го года существовали работы в рамках “Israel Heart Sociеty”. В компании PVT израильские инженеры, присоединившиеся к группе французских врачей, сконструировали модель нужного клапана.

16-го апреля 2002-го года в Руэне (Франция) доктор Cribier впервые произвёл на 57-летней неоперабельной женщине с критическим закальцеванием аортального клапана его ремонт методом, названным им TAVR.

Между тем, лаборатория, созданная Эдвардсом в 1961-м году, за прошедшие годы расширила свои границы, переехала в Калифорнии из Санта Анна в Ирвин и стала называться Edwards Lifesciences.

В 2003-м году она купила PVT вместе со всеми её патентами и сегодня является корпорацией, насчитывающей больше девяти тысяч работников.

Изобретенная Эдвардсом больше полувека назад конструкция, представлявшая собой твердый шарик внутри мягкого кольца, шумно, но работала, будучи установленной многим операцией на открытом сердце.

Теперь, для установки через кровеносные сосуды она уступила место значительно более сложной конструкции, разработанной вместе с французскими врачами израильскими инженерами.

Эта конструкция представляет собой сетчатый цилиндрик из высоколегированной проволоки. Внизу стенки его обшиты короткой юбочкой из полистирольной ткани, а внутри цилиндрик устлан плёнкой из трёх отдельных лепестков, имитирующих створки натурального клапана. Лепестки выкроены из бычьих внутренностей. Во время стадии диастолы (наполнения) аортная камера всасывает в себя лепестки, они загибаются внутрь, перекрывая друг друга, и запирают клапан. В стадии систолы поток крови распахивает лепестки. Казалось бы, тот же простой обратный клапан?

Однако, конструкция эта была сильно усложнена тем, что по заданию инженерам она должна быть складной: между лепестками клапана должен временно помещаться ещё воздушный баллончик высокого давления и для установки в катетер вся конструкция должна обжиматься до диаметра около 8 мм, а после остановки в нужной точке закальцевавшегося клапана надутый баллончик должен раздвинуть сетку до диаметра, около 25 мм. (После этого он удаляется).

Модификация этой конструкции в Еdwards Lifesciences получила название SAPIEN. В 2005-м году она впервые была успешно установлена через катетер в сердце человеку. В 2007 году в Европе и в 2011 — в Америке она была одобрена для коммерческого применения в процедуре TAVR.

Началось торжественное шествие ТАВР с почти ежегодными усовершенствованиями и процедуры и клапана.

Последняя модификация клапана SAPIEN 3, одобренная ФДА в 2015 году, и была установлена месяц назад в моё сердце, сразу вернув мне полный вдох, радость жизни и глубокую благодарность медицине и сотрудничающим в ней инженерам.

В Америке в 2014 году было уже 26 центров практикующих ТАВР и их количество быстро растёт — здесь, и по всему миру.

А, значит, растёт во всём мире количество людей, вновь вернувших уже ускользавшую от них жизнь.

По прогнозу доктора Alain Cribier, который и сейчас консультирует лабораторию, носящую имя Эдвардса, к 2025 году число таких людей будет увеличиваться ежегодно на 25 тысяч человек.

К хору, поющему гимн медицине и сотрудничающим в ней инженерам, и который сейчас составляет около 150 тысяч человек, будут ежегодно присоединяться 25 тысяч!..

И я подумал: «А сколько найдётся людей, благодарных за нашу с тобой работу над клапанами для двигателя зенитной ракеты?»…

Здоровья тебе и успешного лечения от незначительных недугов.
Феликс.
3 марта 2019 года

5 комментариев для “Феликс Аранович: Письмо в Россию бывшему сослуживцу в “ящике”

  1. Спасибо за ссылку на эту старую пропущенную работу. Интересно, в статье как бы мимоходом, как о чем-то обычном упоминается сетчатый стент-балончик. А ведь этому стенту всего-то 34 года. Это сегодня этот мимоходом упоминаемый стент спасает миллионы ежегодно, а еще полтора поколения назад эти люди умерли бы. А кто может назвать имя человека, который всё это придумал и довел до патента и реально используемой технологии? Представляете, человек спасает миллионы людей по всему свету — и кто знает его имя? Его зовут Хулио Палмаз (или Пальмаз), аргентинский, потом американский врач, изобретатель, технолог, бизнессмен. Человек совершенно гениальный. Ему сейчас 74 года. Уйдя на покой из медицины и продав свой патент и технологию «Джонсон и Джонсон» он построил в Напе САМУЮ современную винодельню в мире. Это хай-тек даже не нашего времени, но конца 21 века. Если есть желающие посмотреть, как конец 21 века выглядит — дайте знать, свожу показать. Это не дешево, но стоит того.

  2. Прекрасная статья, очень информативная, но что большего всего меня порадовало — это воля к жизни самого автора. Теперь вам, автору, никак нельзя подвести хирургов и авторов клапана. Долгих лет Автору!

  3. Спасибо за информативную статью с пожеланиями здоровья! Да, аортальный клапан сейчас стало менять легко, потому что он у выхода из сердца и достижим по артерии. Но митральный клапан находится в середине сердца, и его замена до сих пор производится через операцию на открытом сердце. Есть процедура починки через катеттер, но она, по-видимому, не настольно эффективна и производится на неоперабельных больных в крайнем случае. Зато дегенерацию митрального клапана можно терпеть гораздо дольше, чем аортального, он менее важен.

  4. К 150 нынешним тысячам принадлежит и жена моего покойного двоюродного брата, котоой поставили такой клапан в 89 лет. А меня самого избавили от раковых клеток в предстательной железе вообще без всякого хирургического вмешательства и без ужасной химиотерапии с помощью точечного прицельного облучения протонами.

  5. «А сколько найдётся людей, благодарных за нашу с тобой работу над клапанами для двигателя зенитной ракеты?»…
    =========
    Найдутся; смотря где и для чего ракеты.
    Автору — здоровья и ещё раз здоровья!

Обсуждение закрыто.