Рубрика: Страны и народы

… где человек на улице — при всех непростых своих проблемах — чаще всего улыбается — причём, не болтая при этом с кем-то по смартфону, а просто так… Такое уж удивительное это место — ведь, вы же помните: «На свете лишь одна Армения…»

Стряхнув с себя в 1990-м путы СССР, прибалты поступили по справедливости. И всё-таки очень жаль, что уж не придётся, как прежде — да, безо всякой визы, а просто — если на душе тошно, сесть возле дома в старый мой «жигуленок» и отправиться туда — за этим самым долгожданным живительным «глотком …

Все читатели в разное время были или жили в этом городе. Кому-то еще раз посмотреть на него изнутри будет любопытно, он вспомнит свою молодость, отметит изменения облика, возможно, с жалостью и негодованием, а может и наоборот… Словом, дело автора предложить, а читателя — реагировать или не реагировать никак.

Обожаю испанцев! Да, они не очень обя­зательны, и любимое их слово «маньяна» (завтра) на самом де­ле означает «когда-нибудь потом» или даже «никогда». Да, их слова «фиеста» (праздник) и «сиеста» (ежедневный послеобе­денный двухчасовойотдых) звучат куда ласковей, чем грубое «трабахо», обозначающее работу.

Нет сейчас ничего более бесперспективного, чем мечты как-то наказать Китай, заставить его отвечать за чью-то, не его, халатность, тем более платить какие-то мифические триллионы. Невозможно его окружить неким «санитарным барьером», к чему-то принудить. Невозможно и изолировать его науку.

Вспоминая сейчас, в опустевшей Венеции, страшную толчею многих сотен людей на набережной Каннареджиа во время Праздника на Воде, я холодею. Среди туристов в Венеции, как, возможно, и во всей Италии и во всей Европе и во всём мире в это время года преобладали китайцы.

Сейчас у Сакартвело непростые, нелегкие времена. Но один умный еврей сказал: «И это пройдет». Богоданная земля, грузины говорят, что Всевышний хотел оставить ее себе, но потом отдал им! Чудесные люди! Все будет прекрасно!

Гавана понравилась. Очень симпатичный, европейский, южно-европейский, город, с очень симпатичным центром Старой Гаваны. Дома свежеотремонтированы, всё мило, прилично и чисто. Облик прохожих — абсолютно европейский. И даже собаки — не бродячие, а с табличкой с именем хозяина и данными, о сделанных прививках.

Читателя, разумеется, интересует мое впечатление от увиденного. Со свойственной мне откровенностью процитирую в этой связи Александра Аркадьевича: «И до самого рассветного часа // Матерился я в ту ночь как собака…»

А если разговор зашел о собаках, то как не вспомнить славного эдинбуржца, скайтерьера Бобби, который в течение четырнадцати лет, до своей смерти в 1872 году, охранял могилу своего хозяина на эдинбургском кладбище Грейфрайерс в старой части города.

И — вот не знаю, все ли обратили внимание: вывеска-то на духане трехязычная! Кроме грузинского (естественно) и английского (встречается) тут и русский — а вот это вариант едва ли не уникальный (сразу же оговариваюсь: из числа виденных мною своими глазами и во время этой поездки).

Вывески, названия улиц, всякие там средства наружной рекламы и прочая информация — в основном на грузинском; местами текст дублируется на английском. Общее ощущение как непосредственно после приезда в Израиль — нет, вру: ивритский алфавит мы все-таки худо-бедно освоили в Москве…

Великий певец Пол Робсон, приехав с гастролями в СССР, сказал: «Я спою несколько песен на еврейском языке». — «Не надо петь еврейские песни, — ответили представители государства всеобщего братства народов.— Пойте лучше песни для черных. У нас не так много евреев». — «А черных у вас много?» — спросил певец…

Перефразируя известное выражение, можно сказать: коммерция иногда укладывает в одну постель самые разные персонажи. Загорелые бояре, члены княжеской думы — отчисленные за неуспеваемость из сельскохозяйственного техникума города Коломна, жители солнечного Мозамбика. Тараторят на смеси банту и русского.

Кварталы Старого города показались нам намного привлекательнее, симпатичней и веселее, чем больший по размеры Старый город в Баку. Ещё немного прошли по улице, повернули налево и на противоположной стороне увидели синагогу. В Баку синагогу увидеть не удалось, но в Тбилиси туристу мимо неё никак не пройти.

Прогулямся по залам. Сколько здась просто необходимых в хозйстве вещей! Вот допустим, нам надо будет разделать толстую (с молоками) каспийскую селёдочку. Не будем же мы позориться и, как на родине, искромсав жирные бока на газетке «Социалистическая индустрия», подавать ее на керамической подставке от фикуса.

Когда мы в районе президентского дворца попросились пройти за оцепление, чтобы попасть в музей, строгие ребята — без шлемов и щитов! — нас пропустили. Приезжие из Америки и Европы могут повторить нашу просьбу, оказавшись рядом с оцепленной Красной площадью (здесь у меня меньше оптимизма — что обойдется без последствий).

Большая часть населения — за Путина, за его курс и в экономике, и, особенно, во внешней политике. Меньшая часть молчит… Россия — как тройка, единственная в мире разноаллюрная запряжка, где сейчас пристяжные не успевают за рысью коренника, и ямщику нужно либо натянуть вожжи, либо перезапрячь лошадей на иной лад.

Устав от увиденных мировых шедевров, мы вышли из Эрмитажа. На Дворцовой площади у Александровского столпа начинался концерт приезжих и местных артистов. На огромной вывеске была написана программа. Процентов 60 были англоязычные певцы с незнакомыми мне именами. На всю площадь ревела их музыка…

Когда-то это была домашняя синагога банкира и мецената Лазаря Соломоновича Полякова, главы московской еврейской общины… На третьем этаже музей. Заглянул — зал набит битком. Еле нашел свободный стул. Через несколько минут началась лекция об Альберте Эйнштейне. Лицо лектора показалось мне знакомым…

В бывшем Доме офицеров — маленький музей евреев города Черновцы. Жизнь нашего поколения не представлена. Всеобщий исход евреев не представлен. На входе сидит молодая немка из какой-то замаливающей грехи перед евреями организации. Говорит только на английском и немецком. Смешной музей. Суем доллары в банку.